“Паника, люди в депрессии, жизнь рухнула”. Трансгендерные люди — о запрете “смены пола” в России

“Я нахожусь в жутком душевном состоянии, и я не могу ответить, что буду делать дальше, после принятия этого закона, — рассказывает The Barents Observer трансмужчина Мэтт из Москвы. — Переворачивается с ног на голову вся жизнь, все планы. Я консультировался с психиатром: мне нужно как-то сейчас… грубо говоря, не вздернуться. Хотя я прекрасно понимаю, что это государство было бы только радо, если бы мы все умерли”.

Мэтт — один из тех людей, кто не успел совершить трансгендерный переход, и теперь не знает, что ему делать дальше.

“Мне удалось получить только справки, которые сейчас вообще бесполезны, — говорит Мэтт. — Я застрял на этапе, когда все закрутили. Документы мне не поменяют, никакой врач эндокринолог мне не сможет легально выписать препараты. При этом кто-то и комиссию не успел пройти. А у кого-то документы находятся в процессе переоформления, и будет ли он завершён, неизвестно».

По российским правилам, первым этапом смены гендера является комиссия с участием психиатра, психолога, сексолога и прочих специалистов, которые дают свое заключение о том, что человек является трансперсоной. После подается заявление о смене документов — свидетельства о рождении, паспорта. Параллельно предпринимаются действия, которые ведут к физическим изменениям: человек идет к эндокринологу, и ему на основании этих же справок выписывают гормональные препараты.

Естественно, паника, люди в депрессии. — продолжает Мэтт. — Я и сам сейчас принимаю антидепрессанты, но вообще состояние полного душевного раздрая. Многие люди годами шли к этому; кто-то копил деньги, кто-то не мог решиться из-за жизненных обстоятельств. И все они оказались в таком положении — то, что составляло основу их жизни, просто рухнуло. И как им дальше жить, непонятно”.

“Правовое мышление, где личность ничего не значит”

“Зачем это делается? — пишет в своем телеграм-канале один из инициаторов закона, вице-спикер Госдумы Петр Толстой («Единая Россия»). — Мы сохраняем для потомков Россию — с ее культурными и семейными ценностями, традиционными устоями, ставя барьер на пути проникновения западной антисемейной идеологии… Западная индустрия трансгендеров пытается просочиться и в нашу страну”. 

Старший партнер правозащитной инициативы DELO LGBT+ Владимир Комов говорит, что за минувший год в органы ЗАГС России с запросом о смене гендерного маркера обратились 900 человек. Годом ранее цифра была ниже — 500 человек. Но новый закон, по словам правозащитников, дискриминирует не только эту группу людей, последствия его принятия могут аукнуться далеко за ее пределы.

“Это открывает путь таким законопроектам, как запрет абортов в нашей стране, появление случаев карательной медицины, — говорит юрист Владимир Комов в интервью The Barents Observer. — Несомненно, влияние этого закона будет гораздо шире, чем конкретная социальная группа.

ADVERTISEMENT

Этот закон — проявление нового правового мышления, где личность ничего не значит по сравнению с интересами государства, где можно открыто говорить, что идеология диктует врачам отказывать в помощи вопреки всем клятвам и необходимости сохранения жизни людей, — продолжает Владимир. — Ни один медработник теперь не может оказывать транслюдям необходимую помощь: от назначения гормональных препаратов до разговора о возможности смена пола.

Наша команда считает, что эти законы принимаются из интересов геополитики. Из интересов неких дипломатических  игр, которые ведет наше правительство с целью “создать биполярный мир”, возглавить некий “лагерь традиционалистов”. ЛГБТ-движение власти видят угрозой конституционному строю”.

«Жизнь превращается в пустое существование, в попытку выжить, без любви и без семьи»

Трансженщина Алиса Васильева из Московской области уже завершила свой гендерный переход. В интервью The Barents Observer она сказала, что у нее еще есть запас лекарств на год. Алиса уверена, что закон повлияет на все российское общество: к трансперсонам будут относиться еще хуже, дискриминация усилится, гонений и травли будет больше. Похожие опасения высказывает и юрист Владимир Комов, который фиксирует в России рост насильственных преступлений в отношении трансперсон.

Алиса рассказала в интервью The Barents Observer, что она сама стала жертвой насилия:

“Я сбежала из дома в 17 лет, потому что опасалась, что моя мать и мой отчим меня убьют. Они узнали, что я трансперсона. В эту же ночь мать пришла в мою комнату, разбила зеркало и заставляла ходить по этому стеклу. Пыталась меня порезать ножницами; я их выбила, и тогда она меня так поцарапала ногтями, что на руках и ногах у меня до сих пор шрамы. Я сбежала, и с тех пор я никогда не видела свою мать. Контактов с ней не поддерживаю”.

Алиса объясняет, почему трансперсоны, лишенные возможности совершить переход, периодически находят самый страшный выход из ситуации: самоубийство.

“Ты как бы носишь костюм, играешь какую-то роль. Обязательство, из которого ты не можешь выйти. Смотришь в зеркало, но себя не видишь. Кто-то может прожить и так, а кому-то нужно обязательно поменять гендер, и если они не могут этого сделать, доходит до суицида”, говорит она.

“Ты будто смотришь на мир через петлю, и с каждым годом эта петля затягивается. И если нет возможности ее снять, то есть пройти ряд операций и гормонотерапии, то в конечном счете петля затянется окончательно, — говорит трансмужчина Ричард Блейк, который уехал из России после избиения в 2015 году. — Сейчас, выходит, у людей в принципе не остаётся вообще никаких общечеловеческих прав. Жизнь превращается в пустое существование, в попытку выжить, без любви и без семьи”.

Жизнь Ричарда также подвергалась опасности из-за нетерпимости окружающих.

“Было много травли, дискриминации, вплоть до покушения на убийство. Несколько раз на меня сосед с ножом нападал, меня избивал на улице, бесконечные анонимные угрозы… А мне очень хотелось жить. Поэтому о возвращении в РФ не может быть и речи, разве что в каком то кошмарном сне”.

“Там только сырая клетка и дно”

Образ петли в разговоре с The Barents Observer упомянул еще один трансмужчина, уроженец Петрозаводска Андрей (имя изменено). Несколько лет назад он переехал в Европу вместе с женой и ребенком.

“Все, чего трансгендерные люди с таким трудом добились, сломается. Не будет поддержки, не будет возможности достать лекарства. Для тех, у кого нет возможности выезжать за границу и купить лекарства, выбор только один — петля, как бы это грубо не звучало.

О возвращении в Россию я даже не думаю. Если бы я вернулся, мой брак был бы ликвидирован законом. Возможно, меня бы лишили родительских прав… Для трансперсон, оставшихся в России, выход только бежать: прыгать  на последнюю ступень вагона, искать любые выходы. Там только сырая клетка и дно”.

“Ощущение, будто я на Ноевом ковчеге уплываю вдаль от людей, которые на него не успевают. Какой-то стыд даже: что ты успел, а другие нет, — говорит Джей Альберг — трансмужчина, ЛГБТ-активист из Карелии. Он переехал в Европу в 2021 году. — Ненависть российского государства просачивается вниз, трансфобным законом государство показывает, что транслюди — это недочеловеки, что повышает вероятность преступлений на почве ненависти, ухудшает отношение к транслюдям”.

Джей подчеркивает: ограничение доступа к нормальной медпомощи толкает трансперсон к нелегальным способам получения препаратов. А это — Сцилла и Харибда: риск оказаться в тюрьме с одной стороны, риск ухудшить здоровье — с другой.

“Существует уголовная ответственность за нелегальную покупку препаратов, — говорит Альберг. — Далее, каждая трансперсона должна проходить обследование, должны проводиться анализы крови, чтобы контролировать уровень гормонов. А если делать это непонятно какими веществами, могут появиться проблемы со здоровьем, даже гадать не надо”.

“Отсидеться не удастся”

“Важно и то, что в России транслюди приравниваются к недееспособным по причине психиатрического диагноза. Из-за этого вырастает запрет на опекунство, — продолжает Джей Альберг. — При этом по новой Международной классификации болезней транссексуализм — не диагноз. Ситуация может в дальнейшем ухудшаться, на горизонте — запрет родительства. В законопроекте этого не упоминается, но уже были случаи, когда угрожали отъемом родных детей; новые правила это усугубят”.

“В законе используется такое понятие, как “изменение пола”, — продолжает тему правозащитник Владимир Комов. — Наше понимание как юристов — это будет трактоваться практически огульно органами опеки. Человек пришел к ним в джинсах — всё: джинсы не женская одежда. И можно объявить, что человек сменил пол, потом идите и доказывайте обратное.

В день принятия закона некоторые депутаты сказали, что уже усыновивших не будут отбирать детей. Закон не предусматривает такого механизма. Но для этого есть много других ограничений. У Яна Дворкина (глава “Центра Т”) отобрали ребенка, опекой которого он занимался 4 года. Это чудовищное нарушение.

Все происходящее мобилизует ЛГБТ сообщество, но с другой стороны — никому отсидеться не удастся. До этого были надежды: мол, ты не пропагандируй, и все в твоей жизни будет хорошо. И вот сейчас появляется закон, который касается каждого трансчеловека”, — говорит Владимир Комов.